— Ты простишь ему согласие на свой позор?

— Если он его прикроет браком, да.

Я вздохнула:

— Какая ты дурочка, Панеттоне.

Она не спорила.

— У тебя есть план?

— Пожалуй, да, и вполне злодейский. И, кстати, быть опозоренной по нему сегодня тебе не светит.

Мы остановились. Я притянула к себе белокурую головку и зашептала на ухо.

Маура хихикнула:

— Маркизету я тоже возьму на себя.

— Учти, — предупредила я серьезно, — нам понадобится согласие обоих.

— Поверь, мы его получим.

— И еще, я, в отличие от тебя, не влюбленная дурочка и никого прощать не собираюсь. Маламоко согласился с приказом дожа, и если сделает хотя бы попытку…

— Ты поклянешься не лезть в мою семейную жизнь.

Вот ведь пухлая командирша. Она уже все для себя решила, и догаресса должна воплощать ее решение. Эх, не на ту синьорину упал взгляд его серенити! Какая правительница могла бы получиться из доны да Риальто!

— Гуляешь, Филомена? — На пороге залы нас встретила Голубка Паола. — Не боишься, что твой супруг это заметит?

— Даже догарессы должны посещать уборную, — зачем-то ответила я. — Хочешь там за мной подтереть?

Маура отчетливо хохотнула.

— Ты не видела Карлу? — спросила я Бьянку, стоявшую неподалеку.

Там же отирался рыжеволосый корсар в полумаске, в котором я без труда опознала своего старшего брата.

— Она ушла переодеваться. Скоро начнется карнавал.

— Тебе нужно быть подле супруга. — Маура подтолкнула меня в сторону стола. — Сейчас он будет говорить речь. Дона Сальваторе, после мы с вами поможем доне догарессе надеть карнавальный костюм. Дона Раффаэле, не смею вас задерживать на пути к уборной.

Обращай на нас хоть кто-нибудь внимание, Паола, разумеется, изобразила бы обиду, может, даже расплакалась. Но в отсутствие зрителей обожгла Мауру злобным взглядом и устремилась к синьоре Муэрто.

Любопытно, насколько ей удалось сблизиться с моей свекровью? Ей она льет в уши тот же яд, что и прочим? Притворяется скромницей, чтобы понравиться набожной вдовушке, или демонстрирует ловкость, чтобы заслужить одобрение?

Панеттоне мне подмигнула и повела подбородком в сторону маркизеты, ее она брала на себя.

Идти к столу в одиночестве было неловко, туфли скользили по паркету. Я выдернула из толпы Филомена.

— Веди, родственник.

— Ты пила? — Он потянул носом и поморщился.

— Амароне, — подтвердила я гордо. — Дорогое, между прочим, вино.

— Жизнь в столице тебя развратила.

Мы медленно шли через залу, неуклонно сокращая расстояние, отделяющее меня от дражайшего супруга. Место по левую руку от него пустовало. С другой стороны восседала синьора Муэрто. Спинку ее стула облюбовала в качестве насеста Голубка Раффаэле. Вот ведь гадина, уцепилась в деревяшку своими пальцами и нашептывала что-то, касаясь своим клювом золоченой шапки дожа.

— Кстати, о разврате, — обрадовалась я. — Что это за нелепый флирт с маркизетой Сальваторе?

Филомен стал смущенно оправдываться. И вовсе не нелепый, и вовсе не флирт. Бьянка невинней котенка и несчастнее… С метафорами у братца не очень складывалось. Синьорина Сальваторе была очень, сверхчеловечески несчастной. Подруга ее предала, отец не любил.

Про подругу стало любопытно. Я переспросила. Некая девушка, имени которой Филомену не сообщили, увлекла несчастную Бьянку в вампирское логово, и уже потом она узнала, что ее невинную кровь предложили князю Мадичи в качестве оплаты.

— Это ужасно, — прошептала я. — Сальваторе покусали?

— Экселленсе поклялся, что он абсолютно ни при чем.

— То есть ты с ним об этом говорил?

— И не только говорил.

Бицепс Филомена под моей рукой ощутимо напрягся. Значит, еще и подрался. Рыжий рыцарь Саламандер-Арденте при прекрасной даме Сальваторе. После такого принято жениться.

— А если бы князь тебя цапнул?

Мои шаги были уже столь небольшими, что еще немного, и я бы остановилась.

— Однажды меня уже кусали, — сообщил брат с улыбкой и торжественно провозгласил: — Передаю вам супругу, ваша безмятежность!

Я села подле Чезаре.

— Матушка, — сказал он, — позволь представить тебе синьора Саламандер-Арденте, нашего бравого капитана.

Свекровь выразила счастье таким кислым тоном, что у меня свело скулы, и похвалила цветущий вид нового родственника, предположив, что все положенное судьбой здоровье досталось Филомену, минуя меня.

Братец не обиделся, а мог бы, между прочим. Он смотрел на синьору Муэрто как сирота на десерт. Да и чего ему оскорбляться, ведь это не его только что обозвали дохляком, а всего лишь его единственную сестру. Такая ерунда, право слово.

— Госпожа… — лепетал рыжий предатель. — Хозяйка… Это честь…

— Оставьте, капитан, — строго прервала его матрона. — Мы побеседуем с вами позднее.

Филомен низко поклонился и продолжал кланяться, пятясь от стола. Я, конечно, могла бы удивиться его странному поведению, или представить, как его кусали материковые вампиры, или посчитать количество оливок на серебряном блюде передо мной. Но Чезаре взял меня за руку и спросил:

— Где ты была?

— Плакала в чулане.

— Все полтора часа?

— Именно.

— Не ври, я там тебя искал.

«Сам не ври! Я прекрасно знаю, где именно ты находился!» — могла бы я ответить, но промолчала. Чикко сбежала по моей руке на стол. Мы оба посмотрели на саламандру. Она была золотой.

— Кстати, — протянул супруг, — я тоже не был с тобой до конца честен.

— В чем именно?

Маджента подбросила оливку как мячик. Командор да Риальто со своей стороны стола провозгласил:

— Скоро полночь, мы встретим карнавал словами его серенити.

Дож встал и поднял бокал, на его ободке помахивала хвостиком малышка-саламандра.

— Дамы, доны, синьоры и синьорины, господа, граждане безмятежной Аквадораты…

Чикко вела себя странно. Я наблюдала за ней, скосив глаза. Маджента окунула хвост в вино, тряхнула им, брызги заалели на скатерти. Саламандра оставалась золотистой, но хвост, которым она теперь размахивала без остановки, стал глянцево-черным.

— …в этот праздничный час… — продолжал Чезаре.

Я не слушала. Чикко спрыгнула на стол, подбежала к моему бокалу, повторила свои манипуляции. Опять черный хвост. Речь супруга подходила к концу, гости поднимались с мест, чтоб выпить стоя. Руку, которой я потянулась к бокалу, обожгло огнем. Не фигуральным. Саламандра выпустила в меня струю пламени.

Бокал я все же взяла, но так неловко, что содержимое его выплеснулось на грязную уже скатерть.

Отсалютовав пустой посудой, я шепнула:

— Не пей, вино отравлено.

— Я знаю, — ответил дож, широко улыбаясь гостям. В его бокале уже было пусто, как и когда он успел его вылить, я не заметила. — Кстати, о лжи, Филомена. Развода я тебе не дам.

— Вообще или сегодня?

Он не ответил. По протоколу тишайшей чете полагалось покинуть залу первыми.

— Дона догаресса.

Наши парчовые рукава встретились и переплелись, супруг уводил меня под руку.

— Чикко, — позвала я, и саламандра вернулась ко мне на ухо.

— Она умеет определять яд? — спросил Чезаре.

— Как оказалось, да.

— Полезная зверушка. И, кстати…

Он отвлекся, отвечая на чье-то приветствие, кивнул синьору Копальди:

— Артуро, скажи ребятам заняться светловолосым виночерпием в лиловом костюме, он подсыпал яд в наши с доной Филоменой бокалы.

Помощник рыскал взглядом по толпе.

— Будет исполнено.

— Кстати, о зверушках, — напомнила я супругу, когда мы шли через залу.

— О полезности. Ты полезна мне, Филомена, мне и Аквадорате. Ты останешься со мной.

Противоречивые чувства, которые я испытала в этот момент, классификации не поддавались. Тут была и обида, потому что некто считал себя вправе решать за меня, и злость, и бессилие, и нелепая радость, и азарт. Мы еще посмотрим, ваша безмятежность, зачем вы меня желаете, для дела или для любви. И кому я нужна, вам или Аквадорате, и кому из вас больше. Сегодня вы получите передышку, но лишь потому, что «полезная» Филомена будет занята другими делами. Тишайший дельфин, вы угодите в мои сети, и мы составим вполне достойную разнополую пару. Вас заколдовали форколские сирены? Я и с этим разберусь, не будь я дочерью своей матери.