— Утром прощаться с тобой будем? — подсел ко мне Михай.
— Да? — прикрывшись ладошкой, зевнула я. — Ты с нами в Арад не едешь?
— Это ты в Арад не едешь, — отбрил братец Волчек. — Влад решил, что мало вы в Кордобе отдохнули, продолжение планирует.
— А сейчас он где?
Михай пожал плечами.
— Точно не скажу. Дел, требующих его внимания, накопилась прорва. Скорее всего, твой суженый сейчас по всему континенту своими порталами скачет.
Я потерла пальцами виски. Ничего не понимаю. Влад не тот человек, чтоб о своих обязанностях забывать. Еще одно путешествие? Зачем?
Когда угли в жаровне уже едва тлели, а гости вповалку спали там, где настиг их сон, я выскользнула из шатра. Ветер дул северный, и я шепнула ему, чтобы помог, чтоб укрыл мой запах от вовкудлаков. Дружок не подвел, помогать в проказах ему нравилось.
Я углубилась в лес. Набухшие темнотой ели приняли меня как родную. Дождь давно перестал. Я сбросила туфли — их каблуки проваливались в мягкий грунт — и пошла босиком. Как только отыскалась тропинка, сбегающая с косогора к реке, дело пошло веселее. В густой аромат смолы вплетался запах близкой воды.
Я спустилась в низину, к белому молочному туману, к мерцающим огонькам ночных насекомых и залюбовалась лунной дорожкой, которая праздничным полотенцем расстилалась по воде.
А потом я сделала то, ради чего это ночное путешествие и затевалось — сняла с безымянного пальца обручальное колечко.
Раз, два, три…
— Ты с ума сошла? Мне пришлось беседу с канцлером Альбы сворачивать, думал, ты опять во что-то вляпалась! А ты, оказывается, пошалить решила?
Мой обычно бесстрастный муж просто пылал праведным гневом. Но, к счастью, я уже знала способ его погасить. Приподнявшись на цыпочки, я запечатлела на подбородке супруга поцелуй.
— Что случилось? — слегка оттаял повелитель.
— Ты не поставил меня в известность о своих планах. — Строгость слов смягчилась очередным поцелуем. — Я отправлюсь за тобой, куда бы ты ни решил, но…
Он обнял меня и прижал к себе крепко-крепко.
— В радости и горе, любовь моя, мы будем вместе. Помни об этом всегда.
— И куда теперь?
— В Рутению, к бабе Яге. Как преданный зять, я должен убедить ее, что достоин ее внучки.
— Она разозлится, проклинать тебя будет, наколдует еще всякого разного, — честно предупредила я.
— Ну ты же выступишь моей защитницей?
Я рассмеялась:
— Мои доводы бабуля в расчет принимать не привыкла, так что вы как-нибудь сами, князь. В ножки поклонитесь, загадки разгадаете. Ну вам же не впервой к рутенским девам свататься?
Потом меня ущипнули за неприличное место и сообщили, что как-нибудь сами со всем сдюжат и без сопливых разберутся, а потом…
А потом мой муж взял меня за руку и тихонько сказал:
— Идем.
И мы одновременно ступили на лунную дорожку.
Вупперталь 2014
Селютин Алексей Викторович
Новичок
О–о–о, ужас… Как же тяжело… Голова раскалывается на части. Буквально. Вот я и обхватил её руками, чтобы не развалилась на две равные половинки… Барабанная дробь в висках. Во рту — Сахара! Если срочно не залить её большим количеством воды, я помру…
Блин, какое же отвратительное утро… Но так у меня всегда: утро отвратительное, зато вчера вечер был просто зашибись! Праздник хоть куда! Всем понравилось и недовольные отсутствуют. Вроде бы, даже кто–то с кем–то подрался, что, впрочем, ещё больше укрепило их дружбу. Как говорил Карлсон — дело–то житейское…
Я с трудом оторвал голову от подушки и, зевая, потёр глаза. Что–то я стал тяжело восстанавливаться после таких вот алкогольно–замечательных ночек. Вроде бы и возраст ещё не должен сказываться, а тяжко. Мне вчера исполнилось 25 лет, так что возраст даже нельзя назвать серьёзным. «Совсем ещё мальчишка», как говаривали мои тётки…
Я опять зевнул, провёл рукой по волосам: лоб сухой и горячий. Надо бы солпадеинчику или анальгинчику выпить, чтобы температуру понизить. Сто процентов поможет. Проверено.
Но сначала — воды–ы–ы–ы–ы–ы!
Встав с дивана и бросив взгляд на часы, я поплёлся на кухню, шаркая босыми ногами. Глянул на кровать в соседней комнате — Юлька ещё спала. Вчера отжигала со всеми наравне и тоже умарилась, детка. Но что–то я не помню, чтобы просил её остаться на ночь. Да ещё и раздевал… Хм, обнажённая девушка лежит в моей кровати, а я не могу вспомнить безобразничали ли мы с ней вчера или нет. Наверное нет, раз я проснулся на диване один, а она вон дрыхнет на кровати. Да и не уверен, что смог бы вчера «безобразничать», после такого количества выпитого. Как завалились мы шумной компанией ко мне домой после клуба, я ещё помню. Дальше — полный провал. И ведь не первый раз со мной такое. Бывало уже.
Будь проклята эта водка! Хуже и лучше её ничего нет…
В коридоре повсюду валялись пустые жестяные банки из–под пива, которое я терпеть не мог, но которое с удовольствием употребляли все мои друзья, и пустая бутылка дорогущего вискаря «Блэк Лейбл». Я на миг обомлел: сволочи достали из закромов мой энзэ и выпили!? А меня и не позвали!? Вот хоть убейте, не помню пил ли я его вчера…
Чёрт, жалко–то как — такой напиток и мимо моего рта. Абыдна.
Я достал из холодильника баклагу с водой, чувствуя, как дрожит рука. Я вроде и не хилый мальчонка, но сейчас 5 литров смог поднять с трудом. Затем налил в пустой графин воды до краёв и прильнул к нему, как младенец к груди матери. Ка–а–йф!
Я осилил половину и почувствовал, как выступил пот на теле. Немного повело в сторону: алкогольные пары опять ударили в мозг. Неприятно, но не смертельно. Хорошо хоть рвотных позывов нет. Кажется, вчера я их уже того… этого… испытал. Сейчас точно бахну «солпадеиничку», схожу под холодный душ и попью кофе со своей принцессой.
Я поставил чайник на плиту, налил воды в чашку и кинул туда растворимую таблетку. Посетил туалет и заперся в душе. Под струями холодной воды смыл пот и освежился. Вылез и хорошенько, до красноты, вытерся полотенцем. Стало намного–намного легче.
Опустошив стакан с растворимым спасением от похмелья, я выключил закипевший чайник, заварил кофе и вернулся в ванную комнату, где почистил зубы, избавившись от мерзкого привкуса во рту.
Моя принцесса всё ещё изволили-с спать-с и я не стал их будить. Кофе я не люблю и не часто употребляю, потому пить его в полном одиночестве не захотел. Налил в чашку и отнёс его в комнату на журнальный столик, чтобы Юлька сразу могла дотянуться рукой, как проснётся.
Так, теперь пока она дрыхнет, надо бы посмотреть, что тут у меня творится в квартире. Надо бы убрать бардак, если есть таковой, и проверить не появились ли у меня после такой ночки новые сожители. А то бывало, что утром после весёлого вечерка, я находил на своём большом балконе, где стоял старый, но вполне годный для «употребления» диван, своих дружбанов с незнакомыми дамами. Частенько и друзья менялись, и дамы тоже. Те краснели и старались спрятаться или прикрыться, когда я их обнаруживал, а друзья загадочно улыбались. Потом и те, и те быстро–быстро испарялись, потому что на оргии я добро не давал.
Да, нам всем тяжело приходилось — а мне в особенности — когда из всей нашей компании, которой мы держались ещё из института, только я владел собственной не съемной двухкомнатной жилплощадью. Остальные парни или жили с родителями, или снимали где–нибудь угол в угле у кого–нибудь в каморке. Тяжко у них было с этим, тяжко. Ведь это ещё и дорого. Никто из нас не зарабатывал столько, чтобы к 25-ти годам сколотить на квартиру. Мне–то проще было. Мне от бабушки — мир её праху — осталась жилплощадь…
На балконе не оказалось никого из посторонних, что вызвало у меня вздох облегчения. Но вернувшись в зал, я пришёл в ужас от того, какой хаос тут творился: обёртки, бутылки, тарелки с недоеденными кусками мяса. Упавший с подоконника и разбившийся цветок. На полу земля и листья. Стекло в серванте разбито, а внутри рассыпавшийся на кусочки хрупкий бокал для шампанского.