— Кажется, там находится некий монастырь? — после выражения соболезнования продолжил беседу князь.

— И фамильная усыпальница Муэрто.

Виола сызнова проснулась, занавес разъехался, за ним в причудливых позах застыли синьорины. Они изображали пастораль: рыжеволосая красотка стояла на носочке одной ноги, подняв над головой украшенный лентами посох, прочие будто бы танцевали, замерев во время исполнения па. Ритмичная негромкая мелодия напомнила Лукрецио биение человеческого сердца. Бедняжки… Прочим гостям не было заметно, скольких усилий стоит этим юным созданиям сохранять неподвижность. Вампир же слышал натужное дыхание, видел дрожь напряженных мышц и обонял телесные испарения. Забавно, но они не были неприятны чуткому носу экселленсе.

Паола резко ударила смычком по струнам. Девушки ожили, рыжеволосая высоко подпрыгнула, прочие исполнили вокруг нее хоровод.

— Браво, — сказал Муэрто и показал виночерпию пустой бокал. — Брависсимо.

Гости похлопали. Дона Раффаэле раскланялась:

— После антракта, дамы и господа, мы покажем вам театр теней.

Бархатные половинки занавеса скрыли от зрителей приготовления. Лукрецио поправил цветок в петлице.

— Забавно, — посмотрел на него дож. — Тигровая лилия? Вы подарили даме своего сердца букет, оставив один бутон себе? Это так мило и так старомодно.

— Моя дама не пеняет меня возрастом. — Вампир стряхнул с черного шелка камзола пыльцу. — К тому же рыжий так подходит к ее волосам…

— Кстати, о рыжих, — оживился Чезаре. — Заметили синьорину с пастушьим посохом? Это Ангела, наша горничная. Та еще штучка.

— Моя лилия гораздо красивее вашей пастушки. Вы сказали, тигровая? Скорее, львиная.

Дож отвернулся, Лукрецио отметил это движение и растянул губы в улыбке:

— Поговаривают, его серенити любит посещать заседания тайных обществ.

— Какая нелепая ложь. Может, вам еще наплели, что тишайший Муэрто сам их организовывает? И вы поверили?

— Ни на мгновение. И сообщил об этом со всей решительностью, когда некий синьор предположил, что Королевский Совет, так называется одно из них, инициирован самим дожем.

— Королевский?

— Его еще называют Совет святого Теодориха, в честь первого и единственного аквадоратского короля.

— Есть такой святой? — равнодушно переспросил Чезаре.

— Будет, — заверил экселленсе, — почему бы и нет? Великомученик, принявший страшную смерть от рук жадных и беспринципных торгашей.

— О, так в нашем тишайшем отечестве ширятся монархические настроения?

— Людям нравятся короли, — пожал плечами экселленсе. — В сущности, какая разница, что на голове человека, сидящего на троне, — корона или шапка? Главное, чтобы она была золотой.

— Как любопытно… — Светлые глаза рассматривали что-то на дне бокала. — Сколь многочислен новый совет?

— Более сотни членов.

— Вы столь осведомлены…

— Грешен, — вампир улыбнулся. — Дражайший кузен Дуриарти, батюшка губернаторши островов Треугольника синьоры да Риальто, пристрастил меня к этим вашим тайным человеческим обрядам. Это ведь так забавно: плыть в полной темноте по каналу к Дорсодуро, торжественно приближаться к привратной будке монастыря и отвечать на вопросы брата Первого сенешаля.

— Непросто, наверное, подобрать для целой сотни монархические прозвища, — предположил тишайший без интереса. — То-то подвальные своды Санта Марии удивляются, отражая всех коннетаблей, маршалов, камергеров и магистров.

— Гранд-дам и фрейлин, — кивнул князь. — Как вы понимаете, никто не желает называться черпальщиком королевских нужников. Это так типично, так по-человечески — хотеть величия немедленно и даром. Людской род, не примите это за оскорбление, ваша серенити, ленив и предсказуем.

— Неужели?

— Ах, вы всегда кроите все по одним и тем же лекалам, все ваши тайные советы сшиты на один манер. А эта нелепая страсть к елиледжу? Зачем поминать его при каждом удобном случае? Хоть кто-нибудь в Аквадорате видел елиледж?

— Я нет, — заверил Муэрто. — Это что?

— Бальзамическое растение.

Лукрецио повернулся к расходящемуся в стороны занавесу, за которым оказался натянутый белый экран. Синьорина Раффаэле вполголоса отдала распоряжения лакеям, и те стали тушить лампы по периметру залы. Уши вампира шевельнулись, поймав обрывок разговора.

— Дохлый урод, он фактически пригласил к нам мальчишку…

— Не важно, Муэрто и без того узнал бы обо всем, слишком много людей посвящено в тайну. Все равно этот интриган не сможет нам помешать…

Когда на белом экране появились первые тени, экселленсе покинул залу, предвкушая, как под его клыками брызнет кровь графа Тучио. Прощать патрицию «дохлого урода» Лукрецио не собирался.

Меня разбудила Маура, раздражающе деловитая и сияющая.

— Прекрасное доброе утро, дона догаресса. Вставай, соня, время не ждет!

Поход в ванную прошел гораздо легче. Я умылась, Панеттоне помогла расчесать волосы, а когда мы вернулись в спальню, достала из гардероба простое зеленое платье и пару башмачков. На вялые протесты пообещала, что, если я оденусь, она покормит меня настоящим человеческим завтраком.

Разумеется, я моментально сбросила ночную сорочку. О, как это было чудесно! Ломоть свежей чиабаты, лепесток пикантной прошутто поверх, сыр, фрукты. Я жевала, постанывая от удовольствия.

— Карло ушел?

— Синьорина Маламоко не пропускает уроков, — хмыкнула Панеттоне. — И нам с тобой тоже пора за учебу.

Засучив рукава, дона да Риальто принялась мыть посуду. Это было так непривычно! Я любовалась ямочками у локтей подруги и изяществом ее движений.

— Возьми полотенце, — велела командирша, — вытирай. Ненавижу разводы от воды на тарелках.

Сухую и чистую посуду она спрятала в шкаф, смахнула видимые только ей крошки со стола.

— Заниматься будем в кабинете. Если устанешь сидеть, скажи.

Она устроила меня в кресле с высокой спинкой, придвинула стол так, чтоб мне было удобно. Приоткрытое окно выходило на канал, до нас доносился редкий плеск волн.

— Конспекты нам подарила сестра Аннунциата.

Об этом я уже слышала вчера, но изобразила удивленное воодушевление.

— А эти? — кивнула я на лежащую отдельно стопку.

— Это мои, — ответила гордо Панеттоне. — И по ним тебя на экзамене не спросят.

Экстрактированные любовные фолианты? Меня они теперь не интересовали, но не хотелось обижать Мауру.

— Можно посмотреть?

— Позже. Почитаешь во время сиесты.

И мы занялись уроками. Кракен меня раздери! Они там, в школе, пытаются напоследок нашпиговать нас знаниями, как утку яблоками? Астрономия! Математика! Это что? Не четверти с половинами, а сотые. Проценты. Так-так… любопытно… Если понять принцип, дальше все просто. Однако…

Время от времени Маура убегала на кухню. У нее там что-то томилось или запекалось. Ароматы скоро наполнили весь дом.

Литературу мы решили отложить на вторую половину дня. Перед обедом мы гуляли: я ходила туда-сюда по лестнице, стараясь не держаться за перила, а Панеттоне стояла внизу и следила, чтоб я не упала.

Не упасть было трудно. По спине струился пот, колени дрожали, но я продолжала подъемы и спуски, тяжело дыша и закусив губу.

— Молодец! — похвалила меня командирша. — Перед ужином примешь ванну, чтоб не разочаровать неуместными запахами трепетного поклонника. Он, конечно, хвастается, что его серениссима вовсе не пахнет, но не будем рисковать. И, кстати, попроси его больше не петь под окнами. Соседка утром спрашивала, что за сладкоголосый баритон волочится за моей сестренкой.

— Сестренкой?

— А как я, по-твоему, должна была представить нас? Ты — сестра моего мужа Карло, и все мы — добропорядочная семья Саламандер. Райончик не из зажиточных, двойная фамилия соседей удивит.

— На что мы живем?

— Я не придумала! Да и вряд ли тебя хоть кто-нибудь об этом спросит. Увидишь кого-нибудь снаружи, приветливо улыбнись, и довольно. В крайнем случае я пожалуюсь, что ты у нас дурочка. Точно. Улыбайся по-дурацки и хихикай.