— Неужели? — Я посмотрела на синьора да Риальто, который как раз протокольно вещал с противоположного конца стола. — Он кажется таким милым.

— Именно, что кажется.

— Филомен сказал мне…

— Замолчи.

Я обернулась по сторонам. Рядом находились наши дворцовые слуги, соседние кресла у стола занимали наши придворные. Крысы? Филомен говорил, что во дворце завелись крысы. Значит, Чезаре не доверяет вообще никому. Как плохо и как сложно.

Поаплодировав командору, я спросила нейтрально:

— Какой костюм выбрал себе дражайший супруг для карнавала?

— Вот только нарядами я еще не занимался.

— А я буду русалкой.

Тишайший фыркнул.

— Его серенити не любит русалок?

— Его серенити не за что их любить, — пояснил дож любезно. — Они заколдовали его серенити.

— Тишайший Муэрто помнит имена злокозненных колдуний?

— Его тревожит любопытство, проявляемое серениссимой по этому поводу.

— А серениссиму печалит охлаждение к ней тишайшего супруга, — проговорила я, глядя прямо в глаза цвета спокойного моря.

Мое сердце ударилось о ребра и замерло в ожидании, я перестала дышать, боясь ответа.

— Может, — хрипло спросил дож, — мне удастся утолить печали серениссимы?

Нас прервали. Кардинал Мазератти желал произнести тост.

Чезаре его выслушал, приветственно поднял бокал и отставил его, даже не поднеся ко рту.

— Итак, — тишайший повернулся ко мне, прижавшись коленями, — на чем мы остановились?

Нас опять прервали. Дон да Риальто зазывал гостей на галерею, чтоб мы могли полюбоваться цирковым представлением. Пришлось вставать и тащиться наружу. Там по правую руку от сыночка воздвиглась синьора Муэрто, в чьем присутствии флиртовать не то чтобы не получалось, попросту не хотелось.

— Все хорошо? — весело спросила Панеттоне, прислоняясь к балюстраде.

В вышине на натянутом между башенками канате танцевала циркачка, и Маура запрокинула голову, любуясь силуэтом на фоне ночного неба.

— Прекрасно!

Толпа теснила нас со всех сторон, прижимая меня к Чезаре, его рука обняла мою талию. Я хотела еще что-то сказать подруге, но, когда зрители разразились аплодисментами после особо удачного кульбита акробатки, его серенити увлек меня куда-то в сторону.

— Тесоро…

Мы оказались в полутемной каморке под лестницей, шапка супруга уткнулась в деревянную балку, мне в бок уткнулась ручка швабры.

— Что ты там говорила об охлаждении? — после продолжительного поцелуя спросил Чезаре.

— Эдакой малостью моих печалей не утолить.

— А так?

Еще один поцелуй. Я подумала, прислушиваясь к ощущениям, и покачала головой:

— Может, после случки…

— Гадкое слово.

— Обычное.

— Не произноси его.

— А то что?

— А то я устрою тебе случку прямо в этом чулане.

— Какая нелепая угроза! — фыркнула я. — Всем известно, что для этого нужна кровать.

Его серенити привычно обратился к небесам, выражая на сей раз недоумение, где разводят таких незамутненных соблазнительниц. А я вспомнила, как он целовался с Паолой на причале палаццо Мадичи. Она тогда таяла в его руках примерно как я сейчас.

Поэтому, когда Чезаре потянулся ко мне снова, я отстранилась.

— Не время и не место, ваша серенити. Нам следует вернуться к гостям.

Не знаю, чего я ожидала. Дож, ни слова мне не сказав, развернулся и вышел. Дверца осталась болтаться на одной петле. И я осталась. Оскорбленная и несчастная. Гордая и несломленная.

— Филомена? — Петля подломилась, дверь рухнула, в проем заглянула Маура. — Наконец я тебя нашла.

— Панеттоне, — всхлипнула я, — представляешь…

— Потом, — перебила подруга, втискиваясь ко мне и обнимая за плечи, — у нас мало времени. Этот ублюдок здесь. То есть он не знает, что он ублюдок…

— Карла?

— Да, молчи. Она появилась на балу, будто ничего не произошло…

— Слава богу!

— Молчи! — Маура шептала едва слышно. — Он не подозревает, что мы его раскрыли. Филомена, я хочу проучить этого стронцо. Умоляю, сделай вид, что до сих пор ни о чем не догадалась.

— У меня-то это получится, а вот ты, Панеттоне, та еще притворщица. — А потом я вспомнила, как дона да Риальто водила меня за нос целых три года, и прикусила язык. — Хорошо. Надеюсь, ты отомстишь ему за всех пострадавших от их гадкого рода женщин.

— Рагацце, — негромко донеслось снаружи.

Голос принадлежал синьорине Маламоко, я его узнала.

— Мы с Чезаре целовались, — сказала я Мауре.

— А потом? — Панеттоне тоже сделала вид, что не услышала Карлу.

— Ну, все было довольно мило, пока я не вспомнила, как мы подглядывали за ним с Голубкой… Чикко! — Ящерка взбежала по моей руке, разбрасывая язычки пламени.

— Дона догаресса, — Карла присела в реверансе. Синий костюм Коломбины шел ей невероятно.

Как мы с Маурой могли принимать ее за девушку? Высокий воротник абсолютно точно маскировал адамово яблоко, оборки скрывали отсутствие груди, а пудра и румяна на лице — следы регулярного бритья. Да кого я обманываю? Не зная, что перед тобой мужчина, никто бы ни за что не догадался. Высокая, изящная худощавая синьорина — вот кто такая Карла Маламоко. И ко всему наша ближайшая подруга, что бы там ни было у нее в штанах, то есть под юбкой.

Я бросилась обниматься.

— Где ты была? Зачем тебе понадобилась саламандра? Это его серенити дал тебе поручение?

Таккола покачала головой:

— Всему свое время, Аквадоратская львица, пока мне нечего рассказать.

— Филомена влюблена в мужа, — насплетничала Маура. — А он не может иметь детей. Поэтому почему-то перестал с ней спать. Карла, ты из нас самая опытная, это как-то связано?

— Что с чем?

— То, что Чезаре бесплоден, мешает ему исполнить супружеский долг?

— Дурацкий вопрос, — перебила я. — С синьориной Раффаэле ему ничего не мешало. Он же с ней спал?

— Паола говорит, что да. — Панеттоне наморщила лоб. — Но это было еще до пленения его серенити на Форколе.

— После этого он ни с кем не спал? — требовательно уставилась я на Карлу. — Ну, вы кузены, ты должна знать.

— Наверное, спал, — ответила Таккола слегка смущенно, — холостые мужчины время от времени делят ложе с… разными женщинами.

— Спрошу по-другому, — я многозначительно понизила голос. — У него были женщины в плотском реальном смысле или мой дражайший супруг распускал слухи о своем женолюбии, чтобы как-то компенсировать во мнении света свой изъян?

— У меня сейчас лопнет голова, — пожаловалась Карла. — Про любовниц своего мужа спросишь у него лично.

В этот момент я и думать забыла о поле своей подруги.

Бесплодие или бессилие? Или и то и другое. Чезаре не возлег со мной, хотя получил все права на мое тело. Мы спали в одной постели много раз, но он не делал попыток мной овладеть. Дело во мне или все же в нем?

— Может, ты не умеешь соблазнять? — предположила Маура, когда Карла, обозвав нас дурами, удалилась и я озвучила свои подозрения вслух.

Она выглянула наружу и подмигнула:

— Никто ничего не заподозрил, мы ведем себя как обычно, то есть по-дурацки.

Я рассеянно кивнула:

— Мне нужна путтана, не фигурально, а настоящая профессионалка. Думаешь, такие есть среди гостей?

— Возможно. Только я не понимаю, зачем тебе такая женщина.

— Для совета и консультации. Может, я действительно не умею соблазнять.

И мы пошли искать синьорину Маламоко. Потому что только она могла показать нам путтана. Да и вообще, не оставаться же в чулане до полуночи.

По дороге я пожаловалась на голод, и Панеттоне предложила заглянуть на кухню:

— Поработаю твоим пробовальщиком, дона догаресса, наследницу да Риальто в отчем доме вряд ли отравят.

— Скандал получился бы знатный.

Распаренные кухарки встретили нас глубокими поклонами:

— Ваша серенити, синьорина Маура.

Та рассеянно ответила на приветствия и потянула носиком:

— Жарко. Перекусим снаружи.