Потемнело, запахло грозой, влажные клочья тумана стали окутывать верхушки сосен.

— Благодари сейчас, потом просто не будет времени. — Он крепко взял меня за плечи, приблизил лицо.

— Спасибо… — успела проговорить я до того, как его губы встретились с моими.

Я охнула, дернула головой и ответила на поцелуй. Внутри меня набирал силу огненный вихрь, грозя вырваться наружу хриплым стоном. Я чувствовала его ледяные пальцы сквозь тонкую ткань рубахи, морозное дыхание у своего рта и соленую влагу там, где мой жар встречался с его холодом. Наконец он отстранился, будто прислушиваясь к себе, и с полуулыбкой произнес:

— Ветреница…

— Злыдень!

Вещун перехватил мою занесенную для пощечины руку:

— Твоя благодарность принята. Пора приступать к делу, время не ждет.

Теперь его неподвижное лицо ничего не выражало, я подавилась уже приготовленными ругательствами.

— Только один вопрос! — заорала я, перекрикивая вдруг разбушевавшуюся стихию. — Как ты это сделаешь?

Он посмотрел сквозь меня и достал из рукава колоду карт:

— Потому что минус на минус дает плюс. Тасуй!

Я подчинилась. В подушечки пальцев будто вонзились мириады ледяных иголок, когда я попыталась сдвинуть верхнюю часть колоды. Холодное синеватое свечение ослепило глаза. Высшие арканы принялись за работу. И в одной руке у меня оказался жезл, в другой меч, а потом — монеты и кубки. И я была колдуном и безумцем, и правила миром, и ходила по белу свету с косой за плечами. И голова моя скатывалась с плахи. И испытывала я любовь и страсть, и попадала под колеса судьбы. Но одновременно стояла под проливным дождем на крохотной лесной полянке, и мои пальцы скоро перебирали прямоугольные картинки волшебных вещунских карт. Маг, шут, жрица, император, императрица — как в забытой детской считалке:

Белка прыгала-скакала
И на ветку не попала.
А попала в царский дом,
Где сидели за столом:
Царь, царевич,
Король, королевич,
Сапожник, портной.
Кто ты будешь такой?
Выбирай поскорей,
Не задерживай добрых
И мудрых людей!

— Добро пожаловать в себя, донья Лутеция. — Мягкий баритон вывел меня из транса.

Мы опять очутились в огромном зале. Личина кривоносой бабы все так же стояла столбом на мраморном полу. В голове моей стало тесно, будто новые и старые воспоминания знакомились и притирались друг к другу, и боевая Ленута с недоверием принюхивалась к простушке Лутоне.

— Я все вспомнила, господин Ив, — протянула я вещуну его артефакт. — Теперь вы, видимо, захотите получить от меня заклинание для активации боевых големов?

— Тебе позволено называть меня Ганиэль. — Вещун спрятал колоду. — А заклинания… Понимаешь ли, жизнь не стоит на месте. После того как доксы решились выползти из-за великой стены и предложить свои услуги всем желающим, способным выложить за это кругленькую сумму, а особенно после того, как валашский господарь выкрал у демонов технологию производства магических бомб, твои знания, дитя мое, потеряли актуальность.

У меня перехватило дыхание.

— Тогда зачем вам понадобилось возвращать мне память?

— Трудно управлять существом, которому нечего терять, — серьезно ответил Ив.

— Вы хотите управлять мной?

— Нет, мое милое дитя, меня интересует твой венценосный жених.

Я вспыхнула. Срок магического договора, который в незапамятные времена заключила с Драконом моя бабушка, истекал осенью. Тогда все произошло как в старинной легенде: женщина из племени Ягг покорилась Кащею, пообещав отдать ему самое дорогое. И когда-то, в прошлой жизни, наивная девчонка Лутоня собиралась натянуть всем нос, сбежав от расплаты на чудесный остров — в далекую Элорию.

— У меня нет власти над князем Владом.

Это было жалкое оправдание.

— Тогда завоюй ее, ветреница. Приручи Дракона.

— Я не могу. Вы же понимаете, что я не могу?

— Мы скрепили нашу дружбу поцелуем, дитя, можешь обращаться ко мне на «ты».

Я поднесла руку ко рту…

Жох миновал украшенную листьями клевера калитку и бросил через плечо:

— Чего ты там копаешься, Ленута? Эдак мы до полуночи обернуться не успеем.

— Разве нам не сюда? — В два прыжка я нагнала разбойника и указала на приметную калитку.

— С чего бы это? — недоуменно спросил Жох. — Атаман нас в трактире у рыночной площади дожидается.

Я потянула носом, ветер услужливо донес до меня запах полыни. Фейн был неподалеку, а я… Я была наконец-то собой.

— Стой! — рявкнула я провожатому. — Сначала в этот дом зайти надо.

И, не дожидаясь его решения, толкнула калитку. Щелкнул засов, я устремилась внутрь.

— Накличешь беду на наши головы, — пробормотал растерянный Жох, но пошел следом.

Знакомый дворик, желтый песок, дощатое крылечко. Все как во сне, разделенном на двоих с Трисветлым Ивом. Я вбежала по ступенькам и постучала. Ответа не последовало, я решительно вошла в дом. Никакого мраморного зала там не оказалось, а была чистенькая, нарядно обставленная горница. На добела выскобленном столе стоял небольшой сундучок. Вот так вот в этом мире все пропажи и находятся. Подняв крышку, я убедилась, что все мое имущество на месте — и тетрадки, и серебряное блюдце для вызова демонов Тонкого мира, и витой рог индры-зверя, за которым ходила я в Заповедную пущу, и гребень, с помощью которого великий колдун Влад лишил меня памяти. Как там говорил главный рутенский вещун, которого мне теперь панибратски дозволено называть Ганиэль? Минус на минус дает плюс? Значит, если когда-нибудь мне предложат пасьянс из магических карт разложить, надо будет сразу после этого причесаться. В обратную-то сторону оно тоже должно срабатывать? На дне сундучка обнаружился лиловатый бумажный прямоугольник. Я схватила письмо:

— День сегодня какой?

Жох, все это время беспокойно топтавшийся на одном месте, пожевал губами в растерянности:

— Пасмурный.

— А число?

— Аккурат через два денька середина травеня будет, стал быть сегодня — драконья дюжина.

Все правильно, тринадцатый день последней весенней луны.

— И все равно спасибо, Ганиэль, — шепнула я, еще раз пробежав глазами одну-единственную строчку.

— Чего это там накорябано? — Шепот разбойника был полон благоговейного ужаса. — Предсказание какое?

— Пожелание, — усмехнулась я. — Мне сегодня исполнилось восемнадцать лет.

— И чего теперь?

— Безобразничать буду, — честно ответила я. — А также куролесить, шалить и бесчинствовать. Пошли, человек-гора.

— Куда?

— В трактир. Самое место, чтоб отметить.

Я рубанула по воздуху ребром ладони, заранее отметая все возражения, одновременно сбрасывая морок, сотканный Щурой. Теперь я ни капельки не боялась ни ее злобы, ни мести, ни ведьминой клятвы, которую она принудила заключить. И самое главное, меня оставило гложущее чувство вины — не было на моих руках невинной крови.

Несмотря на близость полудня, свет, пробивающийся сквозь витражное стекло в спальню романского князя, был слабым и рассеянным. Влад с каким-то мальчишеским удивлением смотрел на истонченные болезнью черты отца, на запавшие щеки, обветренный рот, седые пряди волос, прилипшие ко лбу. Князь тяжело и хрипло дышал.

— Наконец-то ты пришел…

— Ваша птица доставила мне сообщение в разгар пира, я сразу же отправился в цитадель через наведенный портал.

— Я испортил твой праздник.

— Вряд ли в Араде кто-то заметит мое недолгое отсутствие. Что вы хотели сообщить мне, отец?

— Я умираю.

Влад равнодушно отвел взгляд:

— Никто из нас не вечен.

— Отважный ледяной воин, — прохрипел князь, криво усмехнувшись. — Без сомнений, без сожалений, без слабостей.