– Рассказывай.
Я перешла улицу и повернула направо – к козырьку автобусной остановки.
– Клиент подозревает, что его дочь приворожили…
Во внутреннем кармане куртки завибрировал мобильный. Я остановилась, возясь с застежкой, Пак пролетел чуть дальше, унося за собой сферу. В лицо ударил сноп ледяных брызг.
– Слушаю, – громко проговорила я в трубку, съеживаясь, чтоб укрыться от дождя. – Да, Дарья Кузнецова… да…
– В чем дело? Ты чего так побледнела? Дашка, что стряслось?
Я, нажав на отбой, молча набрала телефонный номер:
– Здравствуйте. Мне такси, пожалуйста. Побыстрее. Да, центр, фирма «Пак и сыновья». Куда? В главную городскую больницу. Спасибо, жду…
– Дашка! Не молчи.
– Наша пациентка пришла в себя, и, если мы с тобой не поторопимся, непорочная Руби, запертая в старушечьем теле… даже не знаю, что она там сможет устроить.
Пак присвистнул:
– Неожиданно. А почему из больницы позвонили именно тебе?
– По кочану.
Я молча села в подъехавшую машину, Пак юркнул мне на плечо, забираясь под воротник, то ли экономя на чарах невидимости, то ли воспользовавшись моментом цапнуть меня за ухо. Свои замашки гламурного кровососа пикси бросать не желал.
В салоне было тепло и одуряюще пахло каким-то хвойным освежителем.
– Так почему именно тебе?
Пак орал мне в ухо, не стесняясь посторонних. Тем более что посторонние в своих музыкальных пристрастиях были незатейливы и шансон предпочитали слушать на полной громкости.
– Потому что если человек выходит из комы, первым делом звонят его опекуну, – раздраженно ответила я.
– С каких пор ты ее опекун?
– С тех самых, как ее в особую палату перевели.
– То есть ты, – обвиняюще продолжил Пак, – невзирая на наше бедственное финансовое положение, платила за то, чтоб…
– Да.
Я подумала, что теперь у Пака есть прекрасное оправдание вцепиться мне в горло.
До больницы мы доехали в считанные минуты.
– Руби – опасная психопатка, она хотела меня убить.
– Ну не убила же, – я расплачивалась с водителем, поэтому отвечала одними губами. – Может, я второй шанс ей дать хочу.
– Почему? Ну почему ты не позволила ей спокойно коньки отбросить? Анна тебе точно спасибо не скажет. А вдруг Руби захочет обратно свое тело вернуть? Вдруг это у нее получится, а Господин Зимы сразу подмену не распознает и…
– Ты такие вещи записывать должен, – назидательно проговорила я, уверенно шагая к украшенному портиком и колоннами главному входу. – Вдруг потом в жизни пригодится? Вот разоримся, будешь сценарии к сериалам писать, а я смогу, например, в переводчики податься. Великий дар Фэйрилэнда – владение языками.
– В переводчики она пойдет, – принял смену темы разговора Пак. – Ты замуж сходи для начала.
Здание больницы было старым, даже, скорее, старинным. В прошлом оно было особняком какого-то энского купца, но пристройки и надстройки, возводимые над ним по мере необходимости, изменили дом до неузнаваемости. Коридорчики, лесенки, переходы напоминали игровой лабиринт, куда для развлечения запустили людей в белых халатах и играющих за другую команду больных. Помнится, первый мой визит в это заведение закончился полной дезориентацией, приступом паники и пленением молоденького ординатора, крахмальную грудь которого я орошала слезами, умоляя вывести меня на свежий воздух. Если бы юный падаван тогда меня послушался, сейчас мне не пришлось бы нестись к палате, расстегивая на ходу ставшую жаркой и неудобной куртку.
Зачем я вообще туда пошла? Это вопрос вопросов. Никаких обязательств перед женщиной, лежащей в этой больнице под именем Анна Степановна Стоянова, у меня не было. Баба Нюра, настоящая, а не та, к которой мы сейчас шли, была моей соседкой – вредной старушкой с первого этажа, эдаким морщинистым созданием с целым выводком кошек, противным голосом и привычкой комментировать длину моих юбок, обратно пропорциональную моему же моральному облику. Но этой весной, когда я попалась на глаза паладинам Лета, разыскивающим последнюю сирену, Анна Степановна тоже невольно оказалась втянута в противостояние фейских домов. Причем почти со смертельным исходом. Руби, жрица Лета, пыталась напитать ее жизненной силой свой амулет Скольженья Душ, но что-то пошло не так, и артефакт поменял их местами. Пожилая соседка оказалась в теле рослой светловолосой фейки, прекрасной, как фарфоровая статуэтка, а Руби… В общем, не удивительно, что до недавнего времени девяностолетняя Анна Стоянова находилась в коме. Я, честно говоря, тоже в нее с удовольствием погрузилась бы, потому что, когда вернулась из Фэйрилэнда с Паком на плече, любовью в сердце и увесистым мешочком драгоценностей под мышкой, мне пришлось с места в карьер разгребать целый ворох проблем. Например, отлавливать и пристраивать в питомник почти одичавших соседских кошек. Кстати, этот самый питомник пришлось сначала организовать, наняв персонал и зарегистрировав на свое имя еще одну фирму, поскольку те питомники, которые существовали в Энске, никакой критики не выдерживали. Потом надо было приводить в порядок разгромленную кошками квартиру, потом отбиваться от выводка дальних, очень дальних и совсем уж «седьмая вода на киселе» родственников Анны Степановны, потому что квартира почти в центре нашего уездного города оказалась вполне лакомым кусочком. А потом мне позвонил внучатый четвероюродный племянник моей соседки, чтоб сообщить, что бабулю собираются отключить от аппарата жизнеобеспечения, поэтому он приедет завтра с полицией и опечатает квартиру. А меня арестуют за мошенничество и попытку присвоения чужой собственности, если я сию минуту не подготовлю для него, внучка, вкусную сумму в красивых зеленых бумажках с мертвыми президентами. Тут я психанула и с банковской картой наперевес отправилась в Главную городскую больницу. А там, сжимая дрожащей ладонью руку ординатора Димы (чтоб не сбежал) и, глядя в спокойное восковое лицо бабы Нюры, поняла, что не могу я ее вот так просто бросить – не могу и не хочу. Вина, ответственность, сомнения раздирали меня на тысячи лоскутков. Пусть будет, как будет, решила я и отправилась общаться с Диминым начальством.
Дверь палаты была полуоткрыта. Я толкнула ее, одновременно отворачиваясь от облачка гламора, который Пак наконец решил использовать.
– Даша, ты быстро подъехала.
Знакомый ординатор Дима попытался вытолкнуть меня корпусом обратно в коридор.
– Что происходит?
Через его плечо я заметила, что в палате полно народа – человек пять, не меньше.
– Там к ней родственники приехали. Тебе придется подождать.
– Мечтаю с ними познакомиться, – я чуть наклонила корпус вперед, не шелохнувшись.
Дима поднажал, подошва моих ботинок скользнула по влажному кафелю…
– Разрази меня… пчела…
Невидимый Пак жужжал у дверной притолоки, у него как раз обзор был приличным.
– Дашка, вырубай докторишку! Тут такое происходит…
Я сделала шаг назад, пригнулась, взмахнув полами куртки и в лучших традициях айкидо, пропустила тело соперника мимо себя. Дима распластался на полу, я осторожно переступила через его ноги и вошла в палату.
– Хуманская полудева Кузнецова, – протянул златовласый фейри, изящно опершийся на кардиомонитор.
– От недоделка слышу, – ответила я, четким движением выпихивая ноги незадачливого ординатора за дверь и плотно ее прикрывая.
– Приветствую принца Эмбера, – не дал развить мне тему Пак. – Какими судьбами?
Эмбер изогнул золотистые брови, прищуриваясь, разглядел пикси сквозь гламор и на удивление приветливо ему кивнул:
– Я пришел за старухой. То есть за своей подданной, оказавшейся в теле хумановской женщины.
– Так я тебе ее и отдала!
Настроена я была воинственно. Кроме светлейшего принца дома Лета в палате находилось еще четверо паладинов. Они замерли, ожидая приказаний. Одного, с двумя парами рук, я даже знала, виделись мельком, когда доблестные воины света меня скручивали для последующей доставки к Янтарной Леди, королевы Лета и матушки Эмбера по совместительству. Эсмеральд! Точно, именно так его и зовут. Изумруд. Подданные Лета носили имена драгоценных камней.