— Я один не понимаю, что сейчас происходит? — раздался звонкий голосок Пака.

— Что это значит, лорд? — спросил Эмбер.

— Это значит, что безумцы бывают очень хитры, — спокойно ответил Господин Зимы. — Вот видишь, любезный племянник, кого-то секретность не остановила девственницу в Арканкам притащить. Учись, пока жив. Хотя, подозреваю, это ненадолго.

Я поискала, куда спрятать книгу, и не придумала ничего лучше, чем взять ее в рот. В конце концов, разговаривать в ближайшее время мне не придется.

— Вы хотите сказать…

— Он наверняка планировал это не одну сотню лет. Венец такой же безумный, как и вассалы его разоренного Дома…

Я не стала слушать дальше. Подняв руки вверх, я сделала четыре небольших шага, подпрыгнула и, вытянувшись в полете, вошла в воду почти без брызг. Девять и семь баллов в открытом судействе минимум.

Глаза обожгло соленой водой, но я упорно моргала, пока тело не привыкло к боли. Дно было песчаным, кое-где поросшим кустиками водорослей. Я водила головой из стороны в сторону, пытаясь рассмотреть анфиладу. Из моего рта вырвалась гроздь воздушных пузырей. Я запрокинула голову. Сквозь толщу воды луна казалась голубым воздушным шаром. Анфилада! Где? Флуоресцентные голубоватые линии лунной дорожки расчерчивали поверхность моря. Я сместилась вправо, так, чтобы первый из мерцающих сегментов оказался прямо над моей головой, и начала движение. Легкие горели, я выпускала воздух понемножку, но его явно не хватало. Гребок, другой… Я извивалась всем телом. В голове стоял туман, но я упорно преодолевала лунную анфиладу. В какой-то момент я перестала думать о воздухе, и дело пошло быстрее. Вдали показалась группа придонных камней. Мой путь лежал именно туда. Я приблизилась. Камни оказались скульптурами белого мрамора — большими, почти в рост человека. Прекрасные белоснежные девушки с рыбьими хвостами, держась за руки, образовывали хоровод. Я проплыла в самый центр его и, преодолевая сопротивление воды, опустилась на дно.

— Дева! Ты пришла поиграть с нами?

Блестящие рыбки, действительно похожие на миниатюрных дельфинчиков, окружили меня со всех сторон.

— Смотри, как я умею! А я!..

Мне что-то эта сцена напоминала, что-то из моего прошлого. Крошечные создания, наперебой пытающиеся мне понравиться. Только у тех, кажется, были крылья? Ах, не важно!

Я дернулась, одна из рыбок ощутимо укусила мочку уха. Я махнула рукой, отгоняя ее, но сразу же ощутила еще один укус — в голень. Я заметалась, отмахиваясь от мельтешащих рыбок, пока не поняла бесполезность сопротивления. У малышей не было зубов, и их щипки никакого ущерба мне не причиняли.

— Ты поиграешь с нами, сестра? — не умолкал серебристый гомон. — Поплыли!

— Нет, нет… Она не может с нами играть! Смотрите, у нее нет хвоста!

— У нее есть хвост!

— Это неправильный хвост, она не сможет с ним плыть!

Рыбки встревоженно заметались, натыкаясь на мраморные статуи. Мне показалось, что голова ближнего изваяния слегка повернулась.

Нужно разбудить хоровод! Раскачать! Расхороводить!

Я повела рукой, создавая течение. Несколько рыбешек, попавших в него, унесло вправо, по часовой стрелке. Я возобновила движение, и уже через несколько мгновений вокруг меня крутилось и поблескивало чешуйчатое и гомонящее рыбье колесо.

В какой момент моя рука перестала быть рукой, я не заметила. Потому что круг рыбок, расширяясь, зацепил статуи, те ожили. И прекрасные белоснежные девы поплыли, танцуя и извиваясь.

Дно беззвучно треснуло, выталкивая наверх сложную мраморную колонну.

Я ахнула, хлебнув воды, и уцепилась когтями за мраморный завиток капители. Меня вынесло на поверхность в считаные секунды. Море сияло мягким голубоватым светом.

Но волшебство на этом не закончилось. Из-под воды вознеслась еще одна колонна, потом еще одна, вслед за ними — точно в середине образуемого колоннами треугольника — площадка с огромным мраморным троном. На троне кто-то сидел. Мне было видно только его макушку — мраморную волну густых волос и плечи, прикрытые складками плаща.

Я посмотрела на берег. Он оказался неожиданно близко и был соединен с площадкой узким мостом с изящными перильцами. По мосту, медленно и осторожно, ко мне приближались какие-то люди. Захотелось крикнуть. Я вытолкнула языком книгу, попыталась подхватить ее рукой, но руки не было. Я закричала — громко, пронзительно, взмахнула крыльями, вызывая резкие порывы ветра. В кого же я превратилась, мамочки?

В памяти всплыли слова старинной книги: «И тело у нее птичье, венчается человечьей головой, и ликом она печальна и прекрасна…»

Потом вспомнился старческий надтреснутый голос: «Это у вас, нехристей, сирены, а у нас — Сирины». Зачесался нос, я потерла им о плечо. Перья были мягкими и пахли сандалом. Наверное, случайностей просто не бывает. Каждый наш выбор, каждое сказанное слово вплетены в тугое полотно судьбы.

«…Мы будем называть вас леди Сирин… Леди Сирин Энского уезда…»

Книга лежала у моих лап, я подцепила когтем крошечную страницу. От прикосновения книга начала расти, пока не превратилась в огромный старинный фолиант. Страницы шелестели, переворачиваясь.

— Мы можем это как-то остановить? — спросил один из подошедших, рослый широкоплечий блондин.

Мне очень не понравился его взгляд на мои груди — слишком интимный, слишком возбужденный. Я зашипела на пришельцев.

— Нет, мы не сможем, — ответил второй мужчина, брюнет, обнимающий за плечи стройную золотоволосую девушку. — Книга открыта, обратной дороги нет.

Его спутница смотрела на меня с ужасом. Это мне тоже не понравилось.

Неожиданно амулет на моей груди ожил, наливаясь золотистым светом. Книга, будто в ответ, замерцала голубым.

— А она вообще кто? — писклявый голосок принадлежал крошечной крылатой рыбке, зависшей над плечом блондина. — К какому Дому принадлежит?

— Это как раз самое любопытное, — ответил брюнет. — Она не из нашего мира. Я даже не уверен, существует ли ее мир до сих пор. Это совсем другой пантеон — вещая птица Сирин. Кажется, где-то еще должна обитать ее сестра — Алконост.

Я одобрительно кивнула, умные мужчины мне нравились.

— Обитает она в самом саду райском, но, когда спускается на землю, начинает песни петь. И оттого перестает себя ощущать, — проговорила я низким контральто. — И ежели живой человек ту песнь услышит, то от жития отлучится в тот же миг, душа его покинет бренное тело.

Смысла фраз я не понимала, но звучание доставляло мне удовольствие.

— Дашка, ты что, петь собралась? — пискнула рыбка.

Брюнет повернулся к своей подруге:

— Прощай, любовь моя… Я буду искать тебя всегда, в любом воплощении. Ты просто жди.

Женщина спрятала лицо на его груди.

— Вот жизнь, даже обняться не с кем напоследок! — Рыбка повела из стороны в сторону вихрастой головой, остановила взгляд на блондине. — Ну, это было бы слишком…

А мужчина вообще смотрел только на меня — на мои яркие золотые крылья, изящные лапы со смертоносными когтями, на высокую большую грудь… Мне начинало это нравиться. Я склонила голову и нежно зашипела.

— Пора петь! — раздался в голове резкий приказ.

— Я не хочу, — ответила я мысленно. — Мне нравится этот мир.

— Ты будешь!

Виски сдавило нестерпимой болью, медальон на груди пульсировал, обжигая. Я опустила влажные от слез глаза вниз, к фолианту. Убористые строчки складывались в слова, наполненные мощью и страхом.

— Пой!

И я запела — громко и протяжно, прощаясь в душе с этим прекрасным миром.

Колонна подо мной качнулась.

— Что ты делаешь? — раздался встревоженный крик в моей голове. — Это не та песня!

Сидящий внизу на троне запрокинул голову, глядя на меня в упор. Глаза у него были без зрачков — безумные и страшные.

— Прыгай, Дашка! — донеслось откуда-то издалека. — Быстрее!

Я взмахнула крыльями, поднялась над площадкой, поймав под крыло воздушный поток.

— Продолжай петь!

— Только шнурки поглажу! — проорала я весело, перевернувшись в полете и стряхнув венец вниз, к трону.